Блеск и нищета прославившихся педагогов

Аналитики, наверное, знают, почему так, а мы сейчас просто заметим: последнее время родителей захлестнула волна интереса к бывшим некогда знаменитыми педагогам. Их имена вытаскивают, их методики хвалят, по ним пытаются выстроить жизнь с детьми.

Но, может быть, не просто так они отошли в прошлое и, может быть, хватит там, в прошлом, искать золотые времена и универсальные рецепты счастья?

Олег Осетинский

Сценариста фильма “Звезда пленительного счастья” и сериала о Михаиле Ломоносове до сих пор многие вспоминают ещё и как преподавателя музыки, раскрывшего талант своей дочери, пианистки Полины Осетинской. В этом же качестве он до сих пор даёт интервью.

Правда в том, что сам Олег Осетинский не имеет представления не то, что о педагогике, но и о музыке. Он не играет и никогда не играл на пианино, не знает нотной грамоты, а пианистку из Полины растил методом постоянного активного физического и психологического насилия. После того, как дочь уже подростком сбежала из дома, ей пришлось переучиваться играть на пианино нормально. Её книга “Прощай, грусть!”, посвящённая тому, как жилось под диктатом отца, до сих пор щекочет его нервы, и в каждом интервью он прохаживается и по книге, и по дочери. Кстати, свою систему обучения музыке он назвал “дубль-стресс”.

Жан-Жак Руссо

Жан-Жак Руссо любил людей и деточек и призывал родителей растить чад всесторонне развитыми, на природе и никогда не битыми. Мило.

А теперь взгляд поближе. Руссо считал, что растить всесторонне развитыми надо мальчиков, потому что из них будут мужчины, а девочек важно вырастить послушными, добрыми и не слишком образованными, потому что из них будут помощницы мужчин. К тому времени подобная концепция была шагом назад: Ренессанс ожидал от женщины интереса к искусствам и даже, до некоторой степени, наукам, так что девочкам из богатых семей давали образование. Кроме того, своих пятерых детей он просто сдавал в приют, невзирая на то, что их там вряд ли растили бы без розги и на лоне природы. Даже хуже, в воспитательных домах была невероятно, по нашим представлениям, высокая смертность. На все упрёки отвечал, что детям же лучше: их жизнь не будет скучна, они будут ищущими приключений бедняками. Ну, и конечно, сам Жан Жак не был достаточно образован, зато, так же, как Олег Осетинский, отличался повышенным самомнением относительно всех своих способностей и персоны в целом.

Лев Толстой

Могучий человечище, как известно, не насиловал детишек школьной системой с чёткими уроками и учебниками, а был проще. Он собирал крестьянских малышей и в живых беседах передавал им знания. Вечерами он читал детям интересные и познавательные книжки. Нам нравится!

Но его рассказы для детей в основном не могут не вызвать чувство крайней безысходности и, мягко говоря, неприязни к фигурирующим там взрослым. Вы “Филипка” читали? Простой рассказ, а кому в детстве от него не становилось тленно? Это ещё что, а “Лев и собачка”? А про Бульку? А как вам цитата из воспоминаний его дочери? “Но за уроком арифметики он был строгим, нетерпеливым учителем. Я знала, что при первой запинке с моей стороны он рассердится, возвысит голос и приведет меня в состояние полного кретинизма.” С другими своими детьми Толстой обращался так же. Вся любовь, терпение и кротость доставались крестьянским ребятам.

Антон Макаренко

Скорее всего, максимально коллективистский и строгий подход Макаренко был именно тем, что требовалось в трудной обстановке двадцатых: после Гражданской войны, при всеобщем беспорядке и невероятном количестве беспризорников, которых улица уже успела обучить плохому. На минимальное количество педагогов сваливается максимально представимое количество детей, чиновники не обеспечивают колонию как следует… Тут не до индивидуального развития подопечных, а активная, насыщенная, почти крестьянская по нагрузке трудовая деятельность была вынужденной мерой самообеспечения: иди, жди давай, когда вам стулья из города, наконец, привезут или пока свинины выделят. Тут мы не найдём в себе силы упрекнуть Антона Семёновича.

Как и все эти ваши великие педагоги, Макаренко буксовал на девочках. Если девочка сразу прибывала, какая надо, тогда пусть будет. Но в колонию “зачем-то” свозили девочек с улицы, которые прошли изнасилования и занятия проституцией. Их Макаренко не любил и считал испорченными, рассадниками разврата и тому подобное и немедленно искал повод свалить девочку на какое-нибудь другое учреждение. Или возможность замуж выдать.

Борис и Лена Никитины

Их раскритиковали, воспели, разоблачили и воспевают снова. Два простых советских гражданина взяли, родили ораву детишек и воспитали их сурово и сумбурно одновременно. Все дети были с самых малых ногтей приучены к домашней работе, самообслуживанию, строгой экономии (впрочем, так в многодетных семьях и водится), но к этому набору было добавлено вымораживание в качестве полезной закалки. Даже спать дети должны были в холодном помещении. Мама позволяла себе только согреть рукой пяточки младенцев, потому что младенцы без этого никак не засыпали.

Дети держались друг за друга, учились читать с трёх лет и, поощряемые отцом, вообще активно учились и прыгали через классы. Многие закончили школу с красным дипломом. Если то, что написано абзацем выше, просто актуально в нынешней экономической ситуации даже в не очень больших семьях, то учебные результаты методики Никитиных откровенно хороши.

Одна беда: Никитины совсем не думали о том, что их детям жить не только дома, но и в большом мире, и не только потом, но и прямо сейчас. Никаких попыток социализации детей не производилось. В школе у всех были проблемы с одноклассниками: одновременно бедность маленьких Никитиных, большая разница в возрасте с соучениками и их выпестованная родителями “нетаковость” становились причиной неприязни, недружелюбия, откровенной словесной агрессии. Родители не вмешивались, да и вряд ли знали: самим следить за жизнью детей вне дома им в голову не приходило, дети были приучены не создавать взрослым проблем своими жалобами. В результате старший сын сбежал из дома в 14 лет. Остальные живут в родительском доме и сейчас, с мужьями, жёнами и детьми, словно боятся уходить в большой мир – чего они там видели хорошего? Что с ним, собственно говоря, вообще делать, с этим миром? Только на работу туда ходить, без этого не обойтись.

Текст: Лилит Мазикина