#яНеБоюсьСказати: флешмоб, в котором сотни девушек признались в том, что их насиловали

Украинская журналистка Анастасия Мельниченко запустила в Фейсбуке хэштег #янебоюсьсказати – реальные истории о сексуальных домогательствах и насилии. Pics.ru публикует одну из историй. Об этом обязательно нужно говорить. Потому что ты не виновата в том, что это случилось.

Эти истории поражают своим сходством. Чаще всего речь не идет о незнакомых людях. Это знакомые знакомых, друзья друзей, родственники, дальние и не очень, мужья, братья. Самое страшное, что в той или иной форме сексуальному насилию подвергались 100% женщин. То есть каждая из нас. Так не должно быть. И мы не будем молчать об этом.

‪#‎яНеБоюсьСказати‬, но мне очень противно об этом говорить. Я несколько раз переживала сексуальное насилие – и, так сказать, классическое, к которым никакие самавиноваты не придерутся, и такое, которое не все за насилие считают – например, недавно я узнала, что, если жертва не отбивалась, не получила физических травм, то это точно не изнасилование.

Мне пришлось уговаривать себя написать этот пост, и сначала я объясню, зачем я это делаю, пусть мне и бесконечно противно. И все еще стыдно.

Во-первых, тема насилия над собой у нас абсолютно табуирована. Для этого, разумеется, есть причины – но есть и следствие, которое важнее, чем все причины: жертвы уверены, что их случаи редки и уникальны. У всех все нормально, а вот у меня что-то не так. Культура обвинения жертв, очень распространенная у нас, окончательно убеждает жертву, что дело в ней. Что нужно было вести себя иначе (выбрать другую одежду, проявить больше осторожности, иметь навыки самообороны, не смеяться так громко, не принимать приглашение в гости, не давать номер телефона – я бесконечно могу перечислять), и тогда можно было бы избежать этого ужаса.

Это не так. Это не так! Жертва не может быть виновата, она не насиловала себя, она не запихивала в себя чужие половые органы, она не била себя, не лапала себя. Нет никаких “провокаций”, нет никаких “нарвалась”, нет никаких оправданий и объяснений действий насильника. Просто еще раз: нет таких обстоятельств, которые приводят к изнасилованию. Изнасилование – это сознательный выбор насильника, точка.

Жертвы должны понимать, что они не виноваты, и они не одиноки, что картина, сложившаяся из-за замалчивания, неправильная и перекошенная. Я и без этого хештега прекрасно в курсе, что в той или иной форме сексуальному насилию подвергались сто, просто сто процентов моих знакомых женщин, и значительное количество знакомых мужчин. Ни пол, ни возраст, ни поведение не защищают тебя от чужой извращенной воли.

Во-вторых, я вижу, что для многих, особенно мужчин, такое количество как-бы-вдруг обнаружившихся вокруг жертв сексуального насилия, натурально, является большим сюрпризом. Такое количество “чернухи” они раньше только в бульварных газетах могли видеть. И мне важно вбить им в голову еще один гвоздь этого ужаса, этого понимания – просто в надежде, что они поймут, насколько важно предотвращать такие вещи. Выходить на шум в подъезде, увозить пьяного друга или подругу с вечеринки, провожать до квартиры – ну и да, контролировать себя. Как вы можете увидеть по хештегу, изнасилование – это далеко не всегда незнакомый маньяк в подъезде. Гораздо чаще это приятель, который остался ночевать.

Да, кому, бедняжкам, противно читать такие ужасы – вот сейчас самое время перестать читать.
—

Б***ь, нет, я не могу даже начать рассказывать. Мне было двенадцать лет, он зашел за мной в подъезд. Следующую неделю я провела дома, следующие два года меня либо встречали у подъезда родители, потому что одна я в него зайти не могла, либо провожали до квартиры знакомые – я говорила, что у нас опасный район и одна боюсь. Может быть, мне стоило иначе одеваться в двенадцать лет, или не возвращаться в три часа дня из школы?

Заинтересовалась самообороной. Помимо очевидного приема “сбегать при первой же возможности” инструктор научил меня правильно держать нож, чтобы не выбили, куда бить, как защищаться от захватов, как без оружия причинить нападающему достаточно боли, чтобы он отпустил, и можно было сбежать – все, что нужно четырнадцатилетней девочке из хорошей семьи.

Нож – точнее, заточку – я некоторое время носила, дважды она мне пригодилась. Однажды хватило просто показать, однажды пришлось вспоминать уроки. Возле того же подъезда, кстати. Мне нравится вспоминать эти случаи. Я совсем чуть-чуть отомстила за то, что случилось со мной. Нападающему я даже здоровье не испортила – так, несколько царапин, порванная куртка, – но в этой ситуации власть была у меня, он меня боялся, а я его нет. Вот это было важно.

Заточку я потеряла еще чуть ли не в выпускном классе. А на старших курсах университета я остановилась на минуту на родной улице (кажется, прикуривала), за моей спиной открылась дверь, и меня какой-то ублюдок схватил сзади и затащил в эту дверь. Может быть, мне стоило не прикуривать на улице? Затылком изо всех сил назад в лицо и каблуком в ногу, отпустил, я развернулась к нему, и ткнула сложенными, “твердыми” пальцами в лицо. Попала ему пальцами в глаз, прямо в глазницу – помню, как вдавливалось внутрь под пальцами веко с ресницами, помню глаз на ощупь изнутри. И как из носа у него текла кровь – затылком я попала хорошо. Интересно, насильник так же остро запоминает свои тактильные ощущения? Я даже не бежала от этого места, я шла очень собранно, по освещенной, людной улице, на которой дальше не было никаких неожиданных дверей за моей спиной.

У меня были собаки, я с ними гуляла. Остановилась машина, вышли двое дяденек лет за пятьдесят, депутатского вида, стали знакомиться, я их игнорировала. Один стал знакомиться ближе, настойчиво взял меня за локоть, я подняла глаза от срущей собаки и посмотрела на дяденьку. Второй сказал – пiшли, вона йобнута якась, диви, якi очi. В этот момент я как раз прикидывала, что можно сделать с живым человеком с помощью собачьего поводка с увесистым карабином на конце. То есть да, йобнутi очi у меня были по полной программе. Возможно, мне не стоило гулять в пять вечера с собакой.

Лет в пятнадцать со мной на трамвайной остановке “познакомился” юноша лет тридцати. Был настойчив, просил телефон, трогал, провожал до дома. На трамвае. За мной. Я попросила нескольких других пассажиров, компании из нескольких мужчин, меня защитить – вот, дескать, ко мне прицепился неизвестный, я его боюсь, давайте я хотя бы выйду на следующей, а вы его придержите, чтобы за мной не вышел. Хором, реально хором с “прицепившимся” мне сказали – не выдумывай. Окей, я вышла на самой центральной остановке, самой людной, зашла в женский туалет цума и сидела там больше часа. В этот раз я его потеряла, но несколько раз еще видела на той же остановке, он здоровался. Я занялась пешими прогулками и больше на той остановке не появлялась. Потому что ну очевидно же – мне не стоило пользоваться транспортом.

Про лапанье в транспорте don’t even get me started. Сейчас прикинула – десять лет, с пубертата до послеунивера, постоянно, сука, постоянно. Тринадцатый троллейбус, первый трамвай, маршрутки 113 и 126, киевское метро – уже когда начала бывать в Киеве – регулярно поставляли мне желающих потрогать, прижаться, влезть, показать содержимое ширинки. В детстве чаще, после – ну, раз в месяц примерно. Наверное, мне не следовало быть такой лолиткой.

От всего этого говна, вы удивитесь, но мне и после совершеннолетия не так чтобы сильно хотелось секса. Тем не менее, он у меня был, потому что ну потому что. Потому что мы же встречаемся, потому что я разве не поэтому предложила остаться ночевать (заметим, смешанной компании из нескольких человек, и потому, что транспорта уже никакого не ходило, но наш герой совершенно однозначно трактовал Мои Сигналы. герои вообще склонны. да и хули я оправдываюсь). Мои постоянные половые партнеры, натурально, учили меня тонкостям минета и слову “фригидность”, так как обычный секс со мной был физически невозможен. Шо гагага, это сейчас гагага, а вообще не смешно.

Свои “проблемы со здоровьем” я решила за один сеанс терапии, где мне русским языком сказали, что я вообще не виновата в том, что меня насиловали или пытались насиловать. Эта мысль как-то не посещала меня раньше.

Дальше началось как раз то, что многие считают неосторожным поведением и провокацией. Например, переспать с кем-то просто так один раз, а второй раз уже не хотеть с ним спать – но совершенно же невозможно человеку объяснить, почему так. Вчера да, а сегодня нет – так не бывает в представлении слишком большого, как выяснилось, числа моих знакомых. Чем не провокация. Нет, еще раз, без сарказма: люди натурально считают провокацией факт секса. Занималась сексом с этим мужчиной хоть раз по взаимному согласию? Все, каждый следующий отказ – это провокация. Он не виноват, что ты больше не хочешь, он уже не должен себя контролировать, а что ты хотела.

Или вот еще провокация: мы сидим большой знакомой компанией в кабаке, в кабак заходят знакомые кого-то из нас, подсаживаются. Мимо одного из знакомых мне нужно проходить туда-сюда по своим делам, каждый раз он сначала “игриво” меня не выпускает, потом оглаживает, когда я протискиваюсь. В первый раз я с испугу “не заметила”, во второй – пообещала воткнуть в руку вилку и попросила знакомых его увести, а в третий, когда не помогло – воткнула вилку в руку, как и обещала. Я же никогда не вру, уже говорила. Наверное, мне не следовало сидеть с друзьями в людном месте.

Еще мне не следовало возвращаться со свадьбы знакомых заказанным для гостей автобусом, где один из гостей усаживал меня к себе на колени совершенно против моей воли. Когда мне надоело под гогот автобуса – а видели это все – вырываться, я вылила ему на голову, кажется, его же пиво. Возможно, свое. Автобус дружно укорил меня за этот поступок, потому что мне совершенно не стоило портить обивку и разводить грязь – ну облапал бы меня, ну че.

Я рассказываю в том числе о случаях несостоявшегося насилия и понимаю, что они неадекватно выглядят в глазах большинства читателей. Ведь человек, не выпускавший меня из-за стола, лапавший меня, не бил меня вилкой, да? Вы же ловите сейчас себя на этой мысли? Что, возможно, я могла кого-то случайно убить при самообороне (если бы обеим сторонам не повезло), кому-то глаз вырвать – я могла бы сесть, например, в тюрьму, за то, что не позволила совершать над собой сексуальное насилие. За такую мелочь – и бить человека заточкой, тьфу.

То есть насиловать человека только за то, что он – женщина, это нормально. Наносить физические и моральные травмы на всю жизнь, на много лет лишать нормального общения, держать человека в страхе – это можно, это потому, что насильник себя не контролирует. А вилкой в живого человека тыкать не моги. Терпи, девочка, с тебя не убудет.

Ну так я тоже себя не контролирую. Вот с тех пор, с двенадцати лет, и не контролирую. И предпочла бы контролировать, предпочла бы попроще относиться к “обычному” лапанью – это он просто играет, он же не взрослый мужчина, а непонятливый щеночек, он же не понимает, – да не могу. И никому, в общем-то, не советую.

Источник

Фото: Shutterstock

Читай также:

Как отличить БДСМ от полной фигни? 11 верных признаков (18+)

Домашнее насилие: яд в отношениях

“Бедные ваши дети!”: пассивная агрессия в соцсетях