Нервная анорексия – пугающее расстройство, о которым мы обычно узнаем из трагических новостей (“ушла из жизни модель”) или со слов родственников и знакомых больных (“моя дочь сидит на каком-то сайте, я не знаю, что делать”).
Наша читательница, Арнери (псевдоним), рассказала нам о том, как анорексия стала важнейшей частью ее жизни. Как это состояние началось, развивалось и выглядело изнутри. Финал истории будет опубликован отдельно.
Анорексия, булимия и другие термины
ED в данном тексте означает Eating Disorder, расстройство питания. Это общее название для группы психических болезней. Традиционно в ED включают нервную анорексию, булимию и компульсивные переедания.
Очень важно разделять нервную анорексию и просто анорексию. Анорексия в широком смысле — синдром, отсутствие чувства голода и нежелание питаться. Если вы с похмелья и на еду смотреть не можете, у вас тоже анорексия. Просто не самостоятельная психическая болезнь, а синдром, сопровождающий похмелье, временная и неопасная штука.
Нервная анорексия же — целый комплекс синдромов и глубинное психическое расстройство. Это не только и не столько фактическая потеря веса. Нервная анорексия — в голове. Бывают толстые анорексички. Бывают средних размеров анорексички.
Как и любое психическое заболевание, нервная анорексия не всегда определяет жизнь той, которая ей болеет. И, как и любое психическое заболевание, она может быть очень разной, в разных фазах, в разной степени. Кто-то голодает приступами, кто-то совсем до нуля, кто-то все же что-то ест. У кого-то есть мания телесной чистоты, у кого-то нет. Кто-то пьет мочегонное, потому что двинута на цифре на весах, кто-то носит на талии тонкую цепочку, которая впивается в тело при малейшем увеличении объемов. Кто-то режет себе руки, а кто-то свою кожу холит и лелеит.
Булимия — тоже психическая болезнь. Это не черта характера, не способ привлечь к себе внимание и не способ похудеть, это полноценное мозговое расстройство. Заключается оно в том, что булимичка внезапно чувствует острый голод, объедается так, что в это трудно поверить, а потом стремится избавиться от съеденного — вырвать чаще всего, или принять слабительное, или и то и другое. Некоторые сразу после срывов бешено занимаются спортом. Некоторые не могут избавиться от еды, и переваривают, что съели. Это редко, и это хорошо — больше шансов выкарабкаться.
И от булимии, и от анорексии можно умереть или остаться инвалидкой. Вообще я не знаю ни одной женщины, которая бы вышла из ed без какой-нибудь физической хронической болезни. У меня лично проблемы с суставами, подпорченные зубы, гастрит и холецистит. И низкий гемоглобин, из-за которого у меня редкий час проходит без головокружения. Это, похоже, со мной навсегда.
Я сама не понимаю, почему булимию и анорексию разделяют в два разных заболевания. Я называю то, чем болею я, расстройством питания или ed. Потому что у меня булимия и анорексия — фазы одного и того же процесса. Сначала я была анорексичкой, потом стала булимичкой, потом постепенно выкарабкалась и теперь мое расстройство находится в стадии ремиссии. Я не голодала больше двух лет, булимических кризисов у меня не было больше года. Но я не верю, что я могу вообще-совсем победить свое расстройство, и тому есть причины.
Я выгляжу совершенно нормальной, мой контакт с телом лучше, чем у многих, я поддерживаю бодипозитив — и все же я анорексичка-булимичка, и я психически больна. Привет.
Я решила стать красивой
Когда началась моя болезнь, я точно сказать не могу. Если проследить формальную хронологию, то так: где-то в сентябре 2010 года я решила, что хочу быть красивой в глазах других людей. В том году я поступила в институт, и мне не хотелось стать там такой же «умной, но странной», как в школе. Я стала отращивать волосы, активно и по моде пользоваться косметикой, и одновременно — полнеть из-за смены ритма жизни.В последнем классе школы у меня появился парень сильно старше меня, которого я вовсе не любила — он мне был нужен, чтобы быть как все. В январе 2012 года он изнасиловал меня на свидании. За этим последовало подозрение на беременность, разрыв отношений с его стороны, отвратительная ссора с матерью и мой нервный срыв. Я не ела и почти не пила около десяти дней от стресса, и крайне нерегулярно, но помногу ела еще пару месяцев.
Думаю, это был первые звонки. Я разорвала отношения со всеми друзьями, ни с кем не общалась и глубоко замкнулась в себе. Мне казалось, мой мир рухнул в одну минуту, мне не к кому было пойти, нечего делать, я сама урезала общение и интересы. Потом я переживала что-то вроде ПТСР: сильная бессонница, обострение фобий, стремление то спрятаться, то выставить себя напоказ. Свободными днями я оставалась дома и ела бутерброды, смотрела мультфильмы; или уезжала в торговые центры и там бесцельно бродила по магазинам, ничего не покупая. Я сильно растолстела.
Я могу себя контролировать
К апрелю 2012 года я весила около 80 кг. Я восстановила отношения с друзьями, влюбилась. У меня появились кое-какие силы, и так уж совпало, что я посмотрела эпизод документального шоу «My shocking story» — «Сын весом в полтонны». Там целый сюжет, и он очень… Очень взял меня за душу. История совершенно здорового от рождения парня, вес которого шкалит из-за психологических проблем — его и его матери, потерявшей первенца и теперь боящейся потерять второго сына… Мальчик в шоу был моим ровесником. Мне стукнула в голову мысль: боже, у меня же есть тело. Я могу бегать, плавать, петь, заниматься сексом. Я могу жить. Я не хочу быть как этот парень, запертый в четырех стенах из-за своих травм.
Я решила взять под контроль свое тело. У меня было четкое убеждение: тело — инструмент, и мне надо его использовать как можно эффективнее. Тревога, нервное напряжение, жизнь, рухнувшая как карточный домик в один день — все это меня измучило, и My shocking story стала зажигалкой, от которой вспыхнула моя болезнь. Мне казалось, я смогу контролировать все питание и весь расход калорий, смогу знать свои объемы с точностью до сантиметра, и тогда буду счастлива. Хоть что-то я буду держать в своих руках, хоть где-то достигну успеха. Тогда я уже разочаровалась в учебе в вузе и считала себя безнадежной неудачницей.
Вот тут-то и ждала меня анорексия.
«Здоровое питание»
Я долго не признавала, что больна. Я считала, что уж со мной-то ничего особого не происходит, я не больна, я оцениваю себя в зеркале разумно — а анорексички видят себя искаженно. Кстати, вот еще факт, который здоровые люди не знают: да, мы, болезные, бредим. Это похоже на настоящие галлюцинации, и, наверное, ими является. Я считала, что я не голодаю, а наоборот, питаюсь правильно.
Я разрешала себе только «здоровую» еду. За один прием пищи я могла съесть объем не больше, чем помещается в одной ладони. Я не ела жареное на масле, то, в чем был видимый жир, исключала быстрые углеводы. Стандартное мое меню было таким:
Завтрак: тонкий ломтик черного цельнозернового хлеба с поджаренным без масла белком одного яйца. Зерновое кофе без сахара и молока. Чайная ложка оливкового масла.
Полдник: небольшое кислое яблоко.
Обед: щепотка овсяных хлопьев быстрого приготовления, залитая кипятком; в эту кашу — три небольших черносливины. Естественно, без сахара.
Ужин я часто пропускала, но если он был — это была 1/4 отварной куриной грудки и, допустим, горстка гречки без масла, тушеной моркови или салата из овощей без заправки. Одна порция — одна ладонь.
Пила я воду, диетическую колу, кофе и зеленый чай. Воды — по четыре литра в день. Иногда ела черный шоколад — совсем черный, 99%, и не больше, чем кусочек размером с ноготь мизинца. Для меня до сих пор вкус тающего на языке черного шоколада и крепкого кофе — вкус контроля, силы, угара анорексии. Зеленый чай ассоциируется с ее адом, а черный шоколад и кофе — с ее раем.
На изменение моей диеты никто никак не отреагировал. Я не рассказывала про свои планы ни одной живой душе, а в тарелку у нас в семье заглядывать не принято. Тем более что после зимней ссоры я предпочитала не есть с матерью за одним столом — мне было психологически очень тяжело это делать. Я не ходила туда, где была еда, встречалась с друзьями для галочки, в кафе пила диетическую колу и кофе. Мне не было нужды прибегать к обычным хитростям анорексичек — размазывать еду по тарелке, чтобы казалось, что ее больше, пачкать посуду, чтобы казалось, что я поела. Всем было все равно. Никто не ожидала от меня такого.
Спорт до победного
Мне подарили велотренажер, и я стала заниматься на нем каждый день — от сорока минут до полутора часов. Я сама купила себе массажный обруч — выбрала самый тяжелый, четыре килограмма. Поначалу крутить его было очень больно. Обруч гулял по ребрам и груди, поясница, живот и бока у меня были в глубоких кровоподтеках. Но постепенно кожа привыкла. Крутила я обруч также каждый день, по полчаса. Еще я занималась с гантелями и приседала. Принимала злейший контрастный душ.
Со своего дня рождения я стала терять вес быстро. Порой у меня уходило по килограмму в трое суток. Я записалась на аэробику, на которую проходила полтора месяца — с середины августа до конца сентября. Групповые занятия у меня не пошли. Тренер оскорблял меня, кричал на всю группу, мог больно хлопнуть по плечу или спине, фамильярничал и комментировал мое тело, однако я была уже в таком психологическом состоянии, что это пролетало мимо меня. Я сама себя оскорбляла куда хлеще.
К сентябрю я сбросила больше 20 кг и стала весить 56 кг — это был мой минимум. У меня были параметры 100-64-102. При моем росте 169 см, 56 кг — не так уж мало. Скорее, средне. Однако общий ритм жизни, бессонница, постоянные скандалы с матерью и уменьшающиеся на глазах порции в сочетании с тренировками стали меня подкашивать.
Я стала падать в обмороки. Сначала головокружения бывали только по вечерам, обычно после тренировок и душа. Я присаживалась на край ванной и приходила в себя. Потом головокружения превратились в полноценные обмороки, которые все учащались и удлинялись. Тут я хочу остановиться поподробнее на том, что было у меня внутри во время анорексического периода — постоянно голодного, злого и высокомерного, периода моего успеха.
Я нашла группу поддержки
Приняв решение взять свое тело под контроль и составив график жизни — еды, сна, спорта, — я обрела поразительную, невиданную для меня уверенность в себе. Я собирала информацию, прошла онлайн-курс диетологии, и наткнулась на тусовку про-ана. Меня приняли в закрытую группу вконтакте, где анорексички-булимички делились своими трудностями и искали поддержки. Еще был сайт anorex.ru — там больше тех, кто решил выкарабкаться, но для многих анорексичек стремление победить болезнь и стремление молиться на нее перемешано в густой коктейль. В правилах было жестко прописано: нас не интересуют мужское мнение. Нас не интересуют дети. Нас не интересует, красиво мы выглядим с вашей точки зрения или нет, и не надо читать нам мораль. Мы делаем, что считаем нужным, потому что мы так решили.
В про-ана тусовке принято поддерживать и не принято осуждать, советовать, причитать и вообще лезть не в свое дело. Там практически чисто женское пространство, много травмированных людей, с проблемами с родителями. Много людей из ЛГБТКИА+ сообщества.
Мы делились опытом, обсуждали диеты и заливали в фотоальбомы thin inspiration — фотографии красивых, тоненьких, порой откровенно костлявых женщин. Это действительно вдохновляло. У этого есть декадентский шарм. Мы говорили о музыке и моде, об учебе, о книгах, о зверях. Мы были в одной лодке, некоторые из нас голодали неделями, лежали в больницах, пили антидепрессанты, некоторые рвали по четыре раза в день. Кто-то весил 45 кг — это волшебная цифра, идеал. Кто-то больше, и они часто не озвучивали свою массу тела. Мы ругали сами себя последними словами, но никогда не ругали других анорексичек.
Если загрузить свою фотографию и спросить «сколько мне сбросить», можно получить ответ: 10, 5, 2 кг, или — не надо нисколько, ты мой идеал. В ином случае давать советы — не комильфо. Мы были нежны друг с другом. Где еще можно написать: «Я сегодня блевала, и у меня пошла горлом кровь. У кого было? Что делать?» И получить поддержку без осуждения, без криков «прекращай голодать/рвать, слезай с колес, иди к врачу». Все там знали, что это хорошие советы, которые не работают. И все просто были рядом. Говорили: держись, живи, подлечись, полощи горло хлоргексидином, я покупаю таблетки без рецепта в этой аптеке. Вот тебе картинка красавицы, не срывайся в зажор. Мы обсуждали отказывающие почки — многие пили мочегонные, чтобы разогнать отеки и снизить массу, говорили об антидепрессантах — популярен был подавляющий аппетит флуоксетин, для друзей — флу. Я не пила никаких таблеток — у меня не было денег их покупать и места их прятать, и это меня уберегло. С таблеток любого назначения слезать сложнее всего, сложнее, чем начать есть.
Мы плели красные фенечки. Красная нитка на запястье — символ анорексии там, где я тусовалась. И еще стрекоза. В адском котле, в котором мы все варились, было тепло.
Про-ана субкультура была для меня привлекательна тем, что там были люди, которые тоже чувствовали себя одинокими аутсайдерами против всего мира. Они тоже лгали, утаивали свою болезнь. И там считалось, что каждая из нас сделала свой выбор — в пользу болезни, худобы и медленной смерти, на самом деле, но это было не важно. Мне нравилось, что мой выбор считался весомым достаточно, чтобы меня в нем поддержать. Мне нравились сами идеи: очиститься до конца, стать идеальной, а потом — что потом, какое может быть потом, если ты замерла, остановила процесс взросления, избавилась от месячных, твоя кожа суха, в желудке ничего нет? Зачем нужно «потом», когда ты кукла? Потом — только смерть. Об этом не принято было говорить, но все это понимали — из тех, кто шла до конца, конечно. Кое-кто приходила к нам «просто похудеть». Их пугал экстаз, пугали диеты, пугал мрачный юмор и полное наплевательство на свое здоровье и мнение окружающих. Они быстро уходили.
Есть такой миф, что анорексички помешаны на своей внешности и цель всего — похудеть до модельных параметров, стать девушкой с обложки. Это не так. Многие из анорексичек сами считают, что они худеют ради красоты — но это обычно начинающие. Обидные замечания насчет веса и прочее подобное могут только дать повод к началу похудения. Пропаганда худобы подсказывает благословенный обществом способ саморазрушения. Потом, когда болезнь набирает силу, красота для многих становится совершенно неважна. Для меня тоже стала. Я одевалась в красивую женственную одежду, носила каблуки, ухаживала за выпадающими волосами, но во мне не было ни капли желания понравится.
Уход за внешностью был жестом презрения к миру: вы любите красивых и вам не нравится, когда красивые пинают вас под брюхо своими остроносыми лодочками — ну вот, я теперь красавица и я буду вас пинать. Если бы в мире ценилось знание математики, я бы учила математику в тот период — чисто чтобы никогда ее не применять и смотреть Симпсонов вместо принесения пользы. Мне хотелось наказать весь мир за его неприятие меня, за то, что он меня отверг; и у меня появилось чувство, что я теперь могу это сделать. Я худела. Я могла ограничить себя и не срываться — и это дало мне такой заряд уверенности в себе и высокомерия, почти презрения к людям, что я как будто стала другим человеком. Мне было плевать на людей. В кои-то веки.Моя новая мать
Анорексия, Ана, как мы ее зовем — это внутренний Родитель. Такая вот у нас мать, зачастую совсем не похожая на наших биологических матерей. Это почти совсем отдельная часть личности — ни у кого я не встречала такой точной и яркой персонификации болезни, как у анорексичек и у себя в их числе. Ана воспринимается как отдельный голос в голове. Она хвалила меня, когда я отказывалась от еды, когда на мне внезапно начинали болтаться джинсы. Когда я занималась на велотренажере дольше, чем планировала. Она называла меня своей любимой и умничкой, когда я записалась на аэробику. Но когда я срывалась, съедая что-то запрещенное или пропуская тренировку, Ана оскорбляла меня самыми отвратительными словами и моими руками царапала мне лицо.
Я представляла себе Ану как стройную, высокую красивую девушку чуть старше меня, с умным и едким взглядом зеленых глаз. Иногда же она казалась мне змеей. В любом случае, Ана была мной, и Ана была отдельно, и она стала моей лучше подругой и моей поддержкой. Я действовала от ее лица, когда мне нужно было проявить характер. Если кто-то посторонний обижал меня, то Ана яростно становилась на мою защиту. Я сама защищала себя, но чувствовала себя при этом ею. Тренеру можно было оскорблять меня, ведь, по мнению, Аны он говорил дело. Другие анорексички были не подругами, но соратницами и поддержкой, и я тоже поддерживала их — ведь мы в некотором роде были сестрами по матери. Ана говорила мне: «Ты сможешь». Она говорила мне: «Умничка». И я готова была променять весь свет на нее, больше мне никто тогда была не нужна. В этой болезни скрыта огромная поддержка. Ана научила меня опираться только на себя.
Я никогда не сомневалась, что Ана — часть меня, и для меня было настолько вновинку найти в себе такую силу, такую независимость, такой характер и смелость, решимость, волю! Я впервые гнула свою линию до конца. Это был бесценный опыт, и вот это я хочу отметить особо.
Как бы не кощунственно это звучало, но нервная анорексия принесла мне пользу. Я уважаю себя в период болезни, уважаю все свои безумные, больные выборы и решения, истерики и голод.
Я не знаю, где была бы сейчас, не случись со мной нервная анорексия. Да, она повредила мое здоровье, да, она могла убить меня, и вообще жить в ней — это ад. Это полная правда, и я никому не пожелаю такого. Но анорексия — это защита. Как повышение температуры само по себе может убить, но служит для того, чтобы сварить вирус в собственной крови человека, так и нервная анорексия — защитный механизм. Эта защита почти никогда не срабатывает, но всегда рикошетит в больную. У меня она сработала, хотя и срикошетила знатно. Я нашла в себе силы, опору и страстное желание отстоять себя, свои личный границы.
Анорексия — злой и опасный протест против жизни во лжи, в чужих рамках, против давления, насилия и одиночества. Это попытка взять под контроль хотя бы то, что неотчуждаемо от любой личности — свое тело. Тело — последний бастион самости, последнее, за что можно зацепиться, когда живешь в постоянном обмане изнутри и снаружи, и анорексия — попытка голодовкой отстоять этот бастион.
Почему это случается?
Почему одни травматики болеют расстройством питания, а другие нет, я не знаю. Думаю, тут существует предрасположенность — и физическая, и биографическая, и личностная. Анорексички обычно контрол-фрики, послушные милые девочки, которые дико устали от того, что живут не свою жизнь, что родительская планка для них поставлена очень высоко и постоянно повышается, устали от побоев, холодности, удушающей близости, постоянного стресса. Для нас важно быть социально приемлемыми — отчасти потому мы именно худеем, ведь этот способ самоубийства поощряется нашим обществом.
Самое основное, объединяющее всех моих знакомых анорексичек — нас овеществляли. Были ли это родители, требующие от нас невозможного, мужчины, насиловавшие нас, или профессия, в которой на нас смотрят как на мясо, но в нас не видели людей. Это основа и причина. Поводом же может быть что угодно. Самый частый — стремление похудеть ради красоты, но есть и другие.
Среди поводов к наступлению анорексии я знаю, например, гендерную дисфорию: мне знакомы несколько людей, которые чувствовали себя не женщинами, но жили в женском теле, и которые мучительно пытались уничтожить свою феминность. Они хотели иметь мужское тело или «андрогинное» (растиражированный стандарт тут — тело мальчика-подростка), но в любом случае такие люди опасно бинтовали грудь и худели до последней черты. Далеко не все транссексуалы имеют склонность к анорексии, но некоторые анорексички болеют из-за невозможности иначе принять свою транссексуальность. Сюда же и трудности в признании своей ориентации: не зная, что такое асексуальность и не зная, что можно просто жить с такой ориентацией, ни перед кем не оправдываясь, женщины пытаются убить в себе все сексуальное, все, выдающее в них живое существо, а не куклу. Такое я тоже видела.
Есть еще такая предпосылка, как желание задержаться в детстве. Нежелание взрослеть, отрицание взрослости. За этим скрыто желание прожить нормальное детство, или страх одиночества, или просто родительский запрет на рост: мы любим тебя, пока ты малышка. Зачастую у таких анорексичек родители со стороны выглядят просто помешанными на своих детях. Но на самом деле — их дочери всего лишь продолжение родителей, а не отдельные личности, и это ужасно давит.
Есть, наверное, и другие поводы. Я знаю историю женщины, которая просто в какой-то момент стала забывать поесть — кажется, счастливая жизнь, все в достатке, но еда постепенно исчезала из ее расписания. То есть, анорексия может прийти вообще без повода.
***
Заканчивать такие посты принято рекомендациями родным и близким: что делать, как помочь. Я мало что могу тут сказать. Меня бы не остановили никакие разговоры по душам, а любое давление и насилие бы только подтолкнуто идти дальше. Но, думаю, если бы кто-то каждый вечер настырно варила лично для меня чашку какао и ставила на мою тумбочку, ничего не говоря, не объясняя и не требуя, я бы однажды перестала игнорировать эту чашку.
Текст: Арнери
Фото: Shutterstock
Запись Наша читательница делится опытом анорексии впервые появилась Pics.Ru.
Свежие комментарии